Мы наблюдаем самую крупную военно-политическую конфронтацию на территории бывшего Советского Союза с момента его формального распада. А если говорить о Европе, то с момента серии войн за югославское наследство.
Если посмотрим окрест украинского конфликта, мы увидим, что все постсоветское пространство приходит в движение.
Кроме того, мы наблюдаем, как дистанцируется от украинской политики России союзный нам Казахстан. В то же самое время Грузия раз за разом заявляет о нежелании открыть второй фронт против России.
Все меняется на глазах. Речь идет о второй волне передела советского наследства. Результаты того распада, который случился 8 декабря 1991 года, многих не устраивали изначально, и восемь конфликтов на постсоветском пространстве случились еще в 1990-е годы. Позднее они были заморожены, но их активно пытались размораживать стороны, которые считали себя проигравшими.
Украина успешно миновала первую волну конфликтов, но оказалась в эпицентре второй.
Почему? Покойный ныне украинский журналист Александр Кривенко определял постсоветскую Украину как сплав коммунистов и националистов.
Под «коммунистами» подразумевается номенклатура. Она получила власть и собственность, но стратегию построения идентичности, понимание политики памяти она взяла у националистов. Был еще третий элемент – интеллигенция, которая после некоторых поисков видения прошлого и будущего фактически примкнула к галицийству.
При этом номенклатурно-галицийское единство не соответствовало структуре украинского общества, ведь Украина, как и большинство бывших союзных республик, не была гомогенной. На протяжении веков разные части страны защищали разные государственные проекты, резко враждебные друг другу, у них были разные представления о хорошем, о должном.
Помню, в 1991 году в программе «Время» показывали донецкого шахтера и спрашивали: «Как вам незалежная Украина?». А он отвечает: «Мне все равно, „колбаса“ или „ковбаса“, лишь бы она была в холодильнике».
Однако к этой ковбасе в пакете прилагались иная политика памяти и иная внешнеполитическая ориентация. Дети этого шахтера получили учебники, где в качестве героев были записаны не Сидор Артемьевич Ковпак и не Иван Никитич Кожедуб, а Бандера, Шухевич, Петлюра, Коновалец. Это началось сразу после объявления независимости, и сразу стало провоцировать противоречия.
Тем не менее довольно долго политика Украины – и внутренняя, и внешняя – напоминала осторожный дрейф. Страна оставалась многовекторной, в том числе и на официальном уровне.
Но постепенно нарастала тенденция к игнорированию многосоставности, отказу тем, кто представляет «неправильную» точку зрения, в политическом представительстве. Своего апогея эта тенденция достигла после второго Майдана в 2014 году.
Параллельно на протяжении длительного времени Украина пыталась стать альтернативным центром притяжения на постсоветском пространстве, бросить вызов России как ведущему игроку. Это и попытки организовать ГУАМ, это попытки организовать разного рода интеграционные структуры, связанные с Восточной Европой. Это актуализация соглашения об ассоциации с ЕС.
Постепенно Украина обрела активную поддержку Запада, что закономерно. Это слишком большая европейская страна, чтобы не вызвать активный интерес внешних игроков.
А закончив с Югославией, Запад с начала 2000-х годов стал активно вмешиваться в постсоветские процессы. Украина, как и до нее Грузия, восприняли появление Запада как важный инструмент поддержки своих интересов, игнорируя то, что разные части одной страны смотрят в разные стороны. Это сыграло злую шутку с Грузией в 2008-м, но с Украиной – гораздо более злую после 2014-го. Просто потому, что эта страна больше по своему весу.
Уже сейчас очевидно, что украинский конфликт приведет к реконфигурации всего постсоветского пространства. Вокруг него раскладываются и приднестровский пасьянс, и карабахский, и юго-осетино-абхазо-грузинский. От итогов украинской истории будет во многом зависеть, как будет трансформироваться постсоветское пространство и какие новые этапы распада оно будет переживать.
Важно понимать: в 1991 году процесс распада СССР не завершился, а начался. Мы все до сих пор живем в едином пространстве, единство которого обеспечивается процессом распада. Если новая данность, связанная национальными государствами, их границами, не сформировалась и не принята всеми сторонами, говорить о стабильности таких государств невозможно. Пока это так, мы в зоне сильной турбулентности.
